В Музее современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке стартовала ретроспектива фильмов неоднократного лауреата Каннского кинофестиваля Нури Бильге Джейлана. Она открылась американской премьерой картины «Зимняя спячка», отмеченной «Золотой пальмовой ветвью» Каннского фестиваля-2014. В одной из маленьких галерей нью-йоркского Челси также открылась выставка фотографий Джейлана «Мир моего отца».
В России «Зимняя спячка» вышла в прокат еще в сентябре, а прокатчики США наметили релиз картины на декабрь. Потому премьера в MoMA вышла камерной, представительница музея даже намекнула, что дистрибьюторы не испытывали особенного энтузиазма по поводу такого предварительного показа… В МоМА есть просмотровые залы и побольше, чем тот, что отвели под показ главного фильма года по версии главного кинофестиваля мира – на что и сетовали гости премьеры, выкрикивая с мест претензии. Зал забился полностью, у входа в музей стояли несчастные с рукодельными табличками «Прошу лишний билетик». «Фильм длинный… Не буду испытывать ваше терпение», – только и сказал режиссер, когда вышел приветствовать нью-йоркскую публику. Добрая половина людей в зале говорила по-турецки. Нури Бильге Джейлан, конечно, гордость турецкого кино, представитель экзотической и неспокойной страны в мире высокой киномоды, сообщила Независимая Газета.
Но он еще и фотохудожник – эта ипостась Джейлана известна меньше. Как многие люди кино, он пришел на съемочную площадку, имея серьезный опыт работы с фотокамерой. Но кино в его случае не вытеснило фотографию. Поэтику кинематографа Джейлана еще сформулируют, проанализируют в киноведческих книгах – уверена. И во многом будущим исследователям помогут его фотопроизведения. Потому что каждое из них одновременно самостоятельно и подчинено настроению его кино. Каждое – как выхваченный из экранной истории кадр. Нынешняя выставка называется «Мир моего отца» и состоит всего из семи портретов Эммина Джейлана, колоритного старика-турка, которого мы помним по ранним фильмам Нури Бильге Джейлана – например по «Майским облакам» 1999 года.
Удивительно, как любит Джейлан, уроженец жаркого края, зиму. Весь его предыдущий фотоцикл «Турецкий синемаскоп» посвящен родной земле в снегу. В фотографиях и фильмах Джейлана нет места туристической Турции. Он любуется бедными кварталами, суровыми горными пастбищами. И даже такие «затасканные» места, как стамбульский Золотой Рог, мост Галата, предстают у Джейлана не праздничными, не покрытыми рекламным лаком. Частично цикл «Мир моего отца» посвящен Стамбулу – седой старик в накинутом пальто стоит на мосту и задумчиво смотрит на Босфор. Цветовая гамма – холодная, она вообще стремится к приглушенным тонам, к серо-белому. В мутном тумане виднеются минареты Айя-Софии, над морем кружат грязно-белые чайки. Только вода – зеленая. Это зимний Стамбул, замерший в отсутствии охотников за экзотикой Востока. На другом снимке не городской пейзаж, а какая-то пустынная местность в предгорье, по ней проложены железнодорожные пути. На первом плане – старик Джейлан, но сидит он к нам спиной, наблюдает за тем, как ползет поезд. В излюбленном сочетании художника – человека и будничной среды – есть что-то магическое, гораздо большее, чем просто «портрет на фоне». В фотографиях и фильмах Джейлана снег будто приглушает звуки, создает вокруг героя кокон тишины, направляет его взор внутрь. Джейлан всегда подчеркивает свое преклонение перед режиссерами-экзистенциалистами – Антониони, Тарковским. Сюжеты его фильмов разворачиваются в Турции, но на самом деле каждый раз место действия – душа человека.
У фотографии (если она не постановочная, а нынешние циклы Джейлана – не постановочные), конечно, другой ресурс передачи внутреннего состояния героя. Тут образ получается объемным, если он прочувствован фотографом, отобран из чреды многих встреч и впечатлений. Лицо отца на фотографиях из представленного цикла, кажется, абсолютно неизменно, статично. С сыновней любовью (и восточной деликатностью!) Джейлан таки дает ощутить растерянность человека в конце жизненного пути. Странная, застревающая в памяти фотография – та, где старик лежит на земле, уткнувшись лицом в траву. За его фигурой в расфокусе белеет старый саманный дом. Момент тоски, желания прильнуть к земле, где родился?
На следующей – крупный план отца, вернее глаз, глядящих из-под одеяла, это фотография «Бессонная ночь». Степень мимолетной причастности к чужому взгляду в вечность буквально обжигает. Так же сжимает сердце взгляд старика из окна старого дома – в метель, в бесконечность белых хлопьев снега. Человеку довольно холодно, одиноко в мире – этот мотив важен в творчестве турецкого художника.
Джейлана-режиссера периодически поощряли престижными призами в тех же Каннах, но заветную «Золотую пальмовую ветвь» он получил только в этом году за фильм «Зимняя спячка», где наконец вывел горькую формулу любви. Когда остывает страсть между любовниками, остаются понимание и привычка. Когда тебе холодно в заснеженной безлюдной долине, возвращайся домой, на свет лампы, к огню в очаге.